Неточные совпадения
Вошли двое: один широкоплечий, лохматый, с курчавой бородой и застывшей в ней неопределенной улыбкой, не то пьяной, не то насмешливой. У печки остановился, греясь, кто-то высокий, с черными усами и острой бородой. Бесшумно явилась молодая женщина в платочке, надвинутом до бровей. Потом один за другим пришло еще человека четыре, они столпились у
печи, не
подходя к столу, в сумраке трудно было различить их. Все молчали, постукивая и шаркая ногами по кирпичному полу, только улыбающийся человек сказал кому-то...
Погоди да погоди, и дожил до того, что теперь нечего тебе другого и сказать, кроме:"Хорошо дома; приеду
к Маремьяне Маревне, постелемся на
печи да и захрапим во всю ивановскую!"А у Хрисашки и тут все вольное: и своя жена вольная, и чужая жена вольная — как
подойдет!
Пока Алексей будил Юрия и объявлял ему о насильственном завладении гуся, поляк, сняв шапку, расположился спокойно ужинать. Юрий слез с
печи, спрятал за пазуху пистолет и, отдав потихоньку приказание Алексею, который в ту же минуту вышел из избы,
подошел к столу.
Актер(быстро слезает с
печи,
подходит к столу, дрожащей рукой наливает водки, пьет и — почти бежит — в сени). Ушел!
Не обратив на нее внимания, а также и на тетушку Анну, которая слезала с
печи, Гришка
подошел к столу, сел на скамье подле окна и, уперев на стол локти, опустил голову в ладони.
«Господи, помилу-уй», — пели на левом клиросе. Какой-то мальчишка подпевал противным, резавшим уши криком, не умея подладиться
к хриплому и глухому голосу дьячка. Нескладное пение раздражало Илью, вызывая в нём желание надрать мальчишке уши. В углу было жарко от натопленной
печи, пахло горелой тряпкой. Какая-то старушка в салопе
подошла к нему и брюзгливо сказала...
Он
подошел к столу, на котором лежала скатерть, сдернул ее, бросил на пол и полез на
печь.
Ильич во мгновение ока перекатился два раза и спрятался в углу
печи, так что распугал всех тараканов. Староста бросил ложку и побежал
к Илье. Дутлов медленно поставил фонарь, распоясался, пощелкивая языком, покачал головой и
подошел к Илье, который уж возился с старостой и дворником, не пускавшими его
к окну. Они поймали его за руки и держали, казалось, крепко; но как только Илья увидел дядю с кушаком, силы его удесятерились, он вырвался и, закатив глаза, подступил с сжатыми кулаками
к Дутлову.
Когда она и Марья понесли кувшины на погребицу, Мотька вдруг встрепенулась, сползла с
печи и,
подойдя к скамье, где стояла деревянная чашка с корками, плеснула в нее молока из блюдечка.
Николай, который не спал всю ночь, слез с
печи. Он достал из зеленого сундучка свой фрак, надел его и,
подойдя к окну, погладил рукава, подержался за фалдочки — и улыбнулся. Потом осторожно снял фрак, спрятал в сундук и опять лег.
Миновала полночь, уже потухли
печи здесь и на той стороне, а внизу на лугу и в трактире всё еще гуляли. Старик и Кирьяк, пьяные, взявшись за руки, толкая друг друга плечами,
подошли к сараю, где лежали Ольга и Марья.
Никита снял кафтан, еще отряхнул его, повесил
к печи и
подошел к столу. Ему тоже предложили водки. Была минута мучительной борьбы: он чуть не взял стаканчик и не опрокинул в рот душистую светлую влагу; но он взглянул на Василия Андреича, вспомнил зарок, вспомнил пропитые сапоги, вспомнил бондаря, вспомнил малого, которому он обещал
к весне купить лошадь, вздохнул и отказался.
Дав отдохнуть полчаса, майор Ф. повел нас далее. Чем ближе мы
подходили к Попкиою, тем становилось труднее и труднее. Солнце
пекло с какою-то яростью, будто торопилось допечь нас, пока мы еще не пришли на место и не спрятались от жары в палатки. Некоторые не выдержали этой ярости: едва бредя с опущенною головою, я чуть не споткнулся об упавшего офицера. Он лежал красный, как кумач, и судорожна, тяжело дышал. Его положили в лазаретную фуру.
Я как выслушал его, как был — встал,
подошел к окну, засветил светильню да и сел работу тачать. Жилетку чиновнику, что под нами жил, переделывал. А у самого так вот и горит, так и ноет в груди. То есть легче б, если б я всем гардеробом
печь затопил. Вот и почуял, знать, Емеля, что меня зло схватило за сердце. Оно, сударь, коли злу человек причастен, так еще издали чует беду, словно перед грозой птица небесная.
— Справится ли она, Максимыч? — молвила Аксинья Захаровна. — Мастерица-то мастерица, да прихварывает, силы у ней против прежнего вполовину нет. Как в последний раз гостила у нас, повозится-повозится у
печи, да и приляжет на лавочке. Скажешь: «Полно, кумушка, не утруждайся», — не слушается. Насчет стряпни с ней сладить никак невозможно: только приехала, и за стряпню, и хоть самой неможется, стряпка
к печи не смей
подходить.
В этот год Аллилуй по обыкновению объехал с просфорнею прихожан и собрал муки и променял ее у мельника на муку одинакового размола (так как из сборной муки разного поля и неровного размола
печь неудобно, потому что она неровно закисает и трудно
подходит), а затем Аллилуева жена растворила в деже муку и ночью подбила тесто, которое всходило прекрасно, как следует, а еще после затопила
печь и перед тем, как наступила пора разваливать тесто и «знаменать просвиры печатью», пошла звать учрежденную вдовицу, у которой была печать; но едва она вышла со своего двора, как увидала мужа, беспокойно бежавшего
к дому священника, с лицом до неузнаваемости измененным от ужаса.
Подошел Марко Данилыч
к тем совопросникам, что с жаром, увлеченьем вели спор от Писания. Из них молодой поповцем оказался, а пожилой был по спасову согласию и держался толка дрождников, что
пекут хлебы на квасной гуще, почитая хмелевые дрожди за греховную скверну.
О сумерках Ковза кузнец и дурачок Памфилка из двора во двор пошли по деревне повещать народу мыться и чиститься, отрещися жен и готовиться видеть «Божье чудесо».
Подойдут к волоковому окну, стукнут палочкой, крикнут: «
Печи топите, мойтеся, правьтеся, жен берегитеся: завтра огонь на коровью смерть!» — И пойдут далее.
— Эк вы, как жарите
печи в келье старцевой! Никак уж уходили его в чаду? Вошел я
к нему, говорю — не слышит.
Подошел, глядь — он не дышит. Государь как узнает — разгневается.
Катруся, возвратясь из клети, куда она выносила остатки ужина,
подошла к своему мужу, положила руку на его грудь, поглядела ему в лицо и, тяжело вздохнув, отошла
к печи.